Перераспределение началось с осознания того, что одни имеют слишком мало, а другие -- слишком много. Когда пытаются выразить эту мысль точнее, обычно предлагают две формулировки. Первую можно назвать объективной, вторую -- субъективной. Объективная основана на представлении о приличном образе жизни, ниже которого никто не должен опускаться; другие образы жизни приемлемы и желательны в определенных пределах выше этого уровня.

Субъективная формулировка не определяет того, что является объективным благом для людей, и ее можно выразить примерно так: "Для богатых потеря будет не столь чувствительной, как приобретение для бедных", или даже более прямо: "Определенная потеря дохода будет значить меньше для богатого, чем соответствующий прирост дохода для бедного".

Здесь сравниваются степени удовлетворенности. Можно ли такое сравнение считать эффективным? Можно ли хоть с какой-нибудь степенью точности измерить понижение удовлетворенности у одних и повышение ее у других? Если да, то мы можем узнать, как достичь максимальной суммы личных удовлетворенностей при заданном уровне производства, причем будем считать, что этот уровень остается неизменным.

Такая идея не могла не возникнуть в кругу экономистов, так как понятие максимизации удовлетворенности использовалось в разных контекстах уже не одно десятилетие. Чистая теория потребительского спроса рассматривает индивида как человека, обладающего определенным доходом, который он расходует на предлагаемые рынком по определенным ценам товары таким образом, чтобы получить максимум удовлетворенности. Чистая теория обмена рассматривает две стороны, каждая из которых обладает определенным количеством товара и желает приобрести товар другой стороны. Каждая сторона меняет часть своего товара на часть товара партнера до тех пор, пока дальнейшее приобретение очередной порции товара не требует от него большей жертвы, чем ценность этого приобретения для него. Можно сказать, что к этому моменту каждая сторона получает наиболее удовлетворяющий ее набор товаров и, в определенном смысле, удовлетворенность обеих сторон максимизирована. [См. рассуждения проф. Ногаро в "La Valeur Logique des Theories Economiques" (Paris, 1947) , chap. IX, "La Theorie du Maximum de Satisfactions".] Несколько фантастическая теория общего равновесия распространяет чистую теорию обмена на случай большого числа людей и большого количества товаров. Общее равновесие -- это эстетический и математический оптимум, которым экономисты склонны прямо или косвенно считать оптимум удовлетворенности. Такое убеждение действительно является интуитивной необходимостью для экономиста. Постулируя, что экономическое поведение определяется стремлением каждого к максимизации личной удовлетворенности, и, утверждая, что любое равновесие в обмене есть наилучший компромисс между удовлетворенностями сторон, и что тем самым равновесие максимизирует сумму их удовлетворенностей, они пришли к выводу, что общее равновесие является наилучшим состоянием с точки зрения отдельного человека, а с точки зрения общества в целом -- это оптимальное сочетание индивидуальных достижений. [См. дискуссию Самуэльсона в "Foundations of Economic Analysis" (Cambridge, 5 March 1948), chap. VIII, "Economy of Welfare".] Из того, что общее равновесие является оптимальным сочетанием, логически следует, что любое отклонение от общего равновесия вызовет преобладание роста неудовлетворенности над ростом удовлетворенности. Таким образом, как только общему равновесию придается психологическое толкование, приходится сравнивать степени удовлетворенности разных индивидов или, по крайней мере, изменения в этих степенях.

Очевидно, что общее равновесие включает в себя некий оптимум для каждого индивида, который зависит лишь от уровня доходов, находящихся в его распоряжении, и картина общего равновесия будет меняться с изменением распределения этих доходов. Если общее равновесие можно сравнивать с "менее чем равновесным" состоянием по критерию увеличения суммарной удовлетворенности, то и общее равновесие, возникающее на основе определенного первоначального распределения, можно сравнивать с общим равновесием при другом первоначальном распределении. Таким образом, само понятие общего равновесия как состояния, каждое отклонение, от которого влечет за собой снижение суммарной удовлетворенности, прямо приводит к "экономике благосостояния" и фактически является источником ее утверждений в стиле Парето.

Ведущую роль в современной экономической науке, развитой Вальрасом и Джевонсом, сыграла не только теория максимизации удовлетворенности. Аксиома об убывающей полезности со времен этих экономистов до сегодняшнего дня продолжает оставаться одним из основных инструментов экономических исследований. Тот факт, что определенная часть продукта а тем менее ценна для владельца, чем большим количеством продукта а он обладает, прекрасно объясняет приобретения обеих сторон в процессе обмена: каждая сторона отказывается от "последних" долей товара, которого у нее много, чтобы приобрести "первые" доли товара, которого у нее нет. Два набора товаров а и b, первоначально сосредоточенные в разных руках, возрастают в стоимости в процессе обмена, поскольку последние доли товара а, мало полезные для А, переходят в руки В, для которого они имеют большую полезность, в то время как А приобретает у В последние доли товара b, которые более ценны для него, чем для предыдущего владельца.

В этой операции обмена надо учитывать два обстоятельства. Отказываясь от последних долей товара а, владелец А мало теряет, тогда как, приобретая первые доли товара b, он многое получает. Предположим теперь, что он настолько обеспечен товарами b, с ... п, что не намерен приобретать товар b, а отказ от последних долей товара а для него по-прежнему лишь небольшая жертва, в то время как для В приобретение первой доли товара а -- большой выигрыш. То есть, можно сказать, что при смене владельца потребительская стоимость этой части товара а возрастает.

Таким образом, от аксиомы убывающей полезности мы переходим к предположению об убывающей полезности дохода. Выдающимся экономистам не составило труда распространить аксиому убывающей полезности на доходы. Так, проф. Пигу писал: "Очевидно, что любое перемещение доходов от относительно богатого человека к относительно бедному примерно такого же характера должно увеличить общую сумму удовлетворенности, поскольку это обеспечивает удовлетворение более насущных потребностей за счет менее насущных" [Pigou, Economics of Welfare, 4th ed. (London, 1948), p. 89]. Благодаря своей простоте это утверждение воспринимается легче, чем утверждение проф. Лернера: "Общая удовлетворенность максимизируется таким распределением доходов, которое уравнивает предельные полезности доходов всех членов общества" [A. P. Lerner, The Economics of Control, 3rd ed. (1947), chap. II, p.29].

Предельная полезность дохода -- это модный термин для обозначения удовлетворенности или удовольствия, получаемого от последней единицы дохода. Допустим, эта единица равняется 10 фунтам. Утверждение проф. Лернера означает, что доходы хорошо распределены, если потеря 10 фунтов будет одинаково переживаться всеми членами общества. Утверждение проф. Пигу означает, что передача 10 фунтов из одних рук в другие оправдана, если новому владельцу эта сумма принесет больше удовлетворенности, чем предыдущему.

Проф. Роббинс со свойственным ему изяществом утверждал [L. Robbins, An Essay on the Nature and Significance of Economic Science, 2nd ed. (London, 1935), chap. VI], что распространение теории убывающей полезности на доходы не оправдано потому, что применение маржиналистской теории в этой сфере подразумевает сравнение степеней удовлетворенности разных людей. Это опять заводит в ту ловушку, которой стремятся избежать при разумном применении этой теории. Удовлетворенность разных людей, утверждает Роббинс, нельзя мерить одной меркой.

Этот аргумент неожиданно оказался спасительным для приверженца экономики благосостояния, который взвалил на себя невыполнимую задачу уравнивания предельных полезностей для разных индивидов. Доказав, что это является патовой ситуацией, проф. Роббинс тем самым невольно вызвал следующий ход: "Вероятная величина общей удовлетворенности максимизируется при равном распределении доходов" (Лернер) [Lerner, The Economics of Control, pp. 29--32]. Нет необходимости подробно приводить доказательство проф. Лернера, которое опирается на в высшей степени искусственные предпосылки: первоначальное равенство доходов и то, что отклонения от этого равенства являются случайными. Силу аргумента равного распределения определяют не столько эти формальные рассуждения, сколько другое. Если равное распределение предлагается как средство максимизации удовлетворенности, те, кто выступает против него, возлагают на себя бремя доказательства того, что получателям больших доходов необходимо и больше удовольствия для достижения того же уровня полезности, а это не может не шокировать демократическое общество.

Таким образом, дискуссии о максимизации удовлетворенности неизбежно приводят к выводу о необходимости равного распределения. Этот вывод, однако, основан на предпосылке, что вкусы и образ жизни людей не обязательно формируются в соответствии с их доходами, что было справедливо отмечено профессором Пигу [Pigou, A Study in Public Finance, 3rd ed. (London, 1947), p. 90].

Не требует доказательств то, что снижение дохода вызывает снижение определенной удовлетворенности, тогда как повышение дохода выше определенного предела -- это получение пока еще не определенной удовлетворенности. Гораздо важнее то, что не всегда оправдано маржиналистское представление о доходе, как о последовательности убывающих величин, последняя из которых всегда может быть исключена без ущерба для других.

Определенный образ жизни подразумевает определенную структуру расходов, из которых всегда можно "отжать воду". Но наступает момент, когда сохранение прежнего уровня жизни становится невозможным; человек должен приспосабливаться к новым условиям, он опускается на другой жизненный уровень, что неизбежно вызывает огромную неудовлетворенность.

Можно сказать, что предыдущее обсуждение удовлетворенности отодвинуло на задний план уровень неудовлетворенности, вызванной потерей дохода. Поскольку мы все еще руководствуемся принципом Роббинса, что удовлетворенности и неудовлетворенности разных людей несоизмеримы, можно прибегнуть к другому известному способу измерения. Нельзя доказать, что сумма личных удовлетворенностей тех, кто приобретает, выше суммы личных удовлетворенностей тех, у кого средства изымаются. В самом деле, есть все основания полагать, что в случае распределения средств, отобранных у одних людей, среди такого же числа других, последние получат меньшую суммарную удовлетворенность, чем ее потеряют первые. Но дело в том, что эти средства распределяются между гораздо большим числом людей. И довольных будет больше, чем недовольных, плюсов больше, чем минусов; и поскольку нельзя точно измерить значение этих величин, остается констатировать преобладание плюсов над минусами и считать этот результат успешным, что фактически сейчас и делается.

Всеми признается, что уровень неудовлетворенности не должен быть слишком высоким, и поэтому процесс сокращения высоких доходов должен быть растянут во времени.

Чтобы решить проблему сравнения удовлетворенности и неудовлетворенности, решили идти эмпирическим путем. Если мы согласны с точкой зрения Лансинга, что демократия -- это строй хорошо управляемой борьбы, в котором сила должна брать верх без насилия, то мы можем сказать, что неудовлетворенность, вызванная потерей дохода, измеряется политическим сопротивлением мерам по перераспределению, и что победа или поражение этого сопротивления означает преобладание неудовлетворенности или удовлетворенности этими мерами. Таким образом, исход политической борьбы из-за доходов всегда максимизирует благосостояние.

Однако это было бы действительно так только в том случае, если все члены общества были бы заняты удовлетворением лишь своих личных потребностей и были бы безразличны к любым нравственным императивам. Тогда, действительно, сила и энергия их требований выражала бы уровень их удовлетворенности. К счастью, эта борьба нигде не происходит в такой атмосфере чистого и осознанного эгоизма.